Вечерние занятия в шестой роте приходили к концу, и младшие офицеры все чаще и нетерпеливее посматривали на часы. Изучался практически устав гарнизонной службы. По всему плацу солдаты стояли вразброс: около тополей, окаймлявших шоссе, около гимнастических машин, возле дверей ротной школы, у прицельных станков. Все это были воображаемые посты, как, например, пост у порохового погреба, у знамени, в караульном доме, у денежного ящика. Между ними ходили разводящие и ставили часовых; производилась смена караулов; унтер-офицеры проверяли посты и испытывали познания своих солдат, стараясь то хитростью выманить у часового его винтовку, то заставить его сойти с места, то всучить ему на сохранение какую-нибудь вещь, большею частью собственную фуражку. Старослуживые, тверже знавшие эту игрушечную казуистику, отвечали в таких случаях преувеличенно суровым тоном: «Отходи! Не имею полного права никому отдавать ружье, кроме как получу приказание от самого государя императора». Но молодые путались. Они еще не умели отделить шутки, примера от настоящих требований службы и впадали то в одну, то в другую крайность.
– Хлебников! Дьявол косорукий! – кричал маленький, круглый и шустрый ефрейтор Шаповаленко, и в голосе его слышалось начальственное страдание. – Я ж тебе учил-учил, дурня! Ты же чье сейчас приказанье сполнил? Арестованного? А, чтоб тебя!.. Отвечай, для чего ты поставлен на пост!
В третьем взводе произошло серьезное замешательство. Молодой солдат Мухамеджинов, татарин, едва понимавший и говоривший по-русски, окончательно был сбит с толку подвохами своего начальства – и настоящего и воображаемого. Он вдруг рассвирепел, взял ружье на руку и на все убеждения и приказания отвечал одним решительным словом:
– З-заколу!
– Да постой... да дурак ты... – уговаривал его унтер-офицер Бобылев. – Ведь я кто? Я же твой караульный начальник, стало быть...
– Заколу! – кричал татарин испуганно и злобно и с глазами, налившимися кровью, нервно совал штыком во всякого, кто к нему приближался. Вокруг него собралась кучка солдат, обрадовавшихся смешному приключению и минутному роздыху в надоевшем ученье.
Ротный командир, капитан Слива, пошел разбирать дело. Пока он плелся вялой походкой, сгорбившись и волоча ноги, на другой конец плаца, младшие офицеры сошлись вместе поболтать и покурить. Их было трое: поручик Веткин – лысый, усатый человек лет тридцати трех, весельчак, говорун, певун и пьяница, подпоручик Ромашов, служивший всего второй год в полку, и подпрапорщик Лбов, живой стройный мальчишка с лукаво-ласково-глупыми глазами и с вечной улыбкой на толстых наивных губах, – весь точно начиненный старыми офицерскими анекдотами.
– Свинство, – сказал Веткин, взглянув на свои мельхиоровые часы и сердито щелкнув крышкой. – Какого черта он держит до сих пор роту? Эфиоп!
– А вы бы ему это объяснили, Павел Павлыч, – посоветовал с хитрым лицом Лбов.
– Черта с два. Подите, объясняйте сами. Главное – что? Главное – ведь это все напрасно. Всегда они перед смотрами горячку порют. И всегда переборщат. Задергают солдата, замучат, затуркают, а на смотру он будет стоять, как пень. Знаете известный случай, как два ротных командира поспорили, чей солдат больше съест хлеба? Выбрали они оба жесточайших обжор. Пари было большое – что-то около ста рублей. Вот один солдат съел семь фунтов и отвалился, больше не может. Ротный сейчас на фельдфебеля: «Ты что же, такой, разэтакий, подвел меня?» А фельдфебель только лазами лупает: «Так что не могу знать, вашескородие, что с ним случилось. Утром делали репетицию – восемь фунтов стрескал в один присест...» Так вот и наши... Репетят без толку, а на смотру сядут в калошу.
– Вчера... – Лбов вдруг прыснул от смеха. – Вчера, уж во всех ротах кончили занятия, я иду на квартиру, часов уже восемь, пожалуй, темно совсем. Смотрю, в одиннадцатой роте сигналы учат. Хором. «На-ве-ди, до гру-ди, по-па-ди!» Я спрашиваю поручика Андрусевича: «Почему это у вас до сих пор идет такая музыка?» А он говорит: «Это мы, вроде собак, на луну воем».
– Все надоело, Кука! – сказал Веткин и зевнул. – Постойте-ка, кто это едет верхом? Кажется, Бек?
– Да. Бек-Агамалов, – решил зоркий Лбов. – Как красиво сидит.
– Очень красиво, – согласился Ромашов. – По-моему, он лучше всякого кавалериста ездит. О-о-о! Заплясала. Кокетничает Бек.
По шоссе медленно ехал верхом офицер в белых перчатках и в адъютантском мундире. Под ним была высокая длинная лошадь золотистой масти с коротким, по-английски, хвостом. Она горячилась, нетерпеливо мотала крутой, собранной мундштуком шеей и часто перебирала тонкими ногами.
– Павел Павлыч, это правда, что он природный черкес? – спросил Ромашов у Веткина.
– Я думаю, правда. Иногда действительно армяшки выдают себя за черкесов и за лезгин, но Бек вообще, кажется, не врет. Да вы посмотрите, каков он на лошади!
– Подожди, я ему крикну, – сказал Лбов.
Он приложил руки ко рту и закричал сдавленным голосом, так, чтобы не слышал ротный командир:
– Поручик Агамалов! Бек!
Офицер, ехавший верхом, натянул поводья, остановился на секунду и обернулся вправо. Потом, повернув лошадь в эту сторону и слегка согнувшись в седле, он заставил ее упругим движением перепрыгнуть через канаву и сдержанным галопом поскакал к офицерам.
Он был меньше среднего роста, сухой, жилистый, очень сильный. Лицо его, с покатым назад лбом, тонким горбатым носом и решительными, крепкими губами, было мужественно и красиво и еще до сих пор не утратило характерной восточной бледности – одновременно смуглой и матовой.
– Здравствуй, Бек, – сказал Веткин. – Ты перед кем там выфинчивал? Дэвыцы?
Бек-Агамалов пожимал руки офицерам, низко и небрежно склоняясь с седла. Он улыбнулся, и казалось, что его белые стиснутые зубы бросили отраженный свет на весь низ его лица и на маленькие черные, холеные усы...
– Ходили там две хорошенькие жидовочки. Да мне что? Я нуль внимания.
– Знаем мы, как вы плохо в шашки играете! – мотнул головой Веткин.
– Послушайте, господа, – заговорил Лбов и опять заранее засмеялся. – Вы знаете, что сказал генерал Дохтуров о пехотных адъютантах? Это к тебе, Бек, относится. Что они самые отчаянные наездники во всем мире...
– Не ври, фендрик! – сказал Бек-Агамалов.
Он толкнул лошадь шенкелями и сделал вид, что хочет наехать на подпрапорщика.
– Ей-богу же! У всех у них, говорит, не лошади, а какие-то гитары, шкбпы – с запалом, хромые, кривоглазые, опоенные. А дашь ему приказание – знай себе жарит, куда попало, во весь карьер. Забор – так забор, овраг – так овраг. Через кусты валяет. Поводья упустил, стремена растерял, шапка к черту! Лихие ездоки!
– Что слышно нового, Бек? – спросил Веткин.
– Что нового? Ничего нового. Сейчас, вот только что, застал полковой командир в собрании подполковника Леха. Разорался на него так, что на соборной площади было слышно. А Лех пьян, как змий, не может папу-маму выговорить. Стоит на месте и качается, руки за спину заложил. А Шульгович как рявкнет на него: «Когда разговариваете с полковым командиром, извольте руки на заднице не держать!» И прислуга здесь же была.
– Крепко завинчено! – сказал Веткин с усмешкой – не то иронической, не то поощрительной. – В четвертой роте он вчера, говорят, кричал: «Что вы мне устав в нос тычете? Я – для вас устав, и никаких больше разговоров! Я здесь царь и бог!»
Лбов вдруг опять засмеялся своим мыслям.
– А вот еще, господа, был случай с адъютантом в N-ском полку...
– Заткнитесь, Лбов, – серьезно заметил ему Веткин. – Эко вас прорвало сегодня.
– Есть и еще новость, – продолжал Бек-Агамалов. Он снова повернул лошадь передом ко Лбову и, шутя, стал наезжать на него. Лошадь мотала головой и фыркала, разбрасывая вокруг себя пену. – Есть и еще новость. Командир во всех ротах требует от офицеров рубку чучел. В девятой роте такого холоду нагнал, что ужас. Епифанова закатал под арест за то, что шашка оказалась не отточена... Чего ты трусишь, фендрик! – крикнул вдруг Бек-Агамалов на подпрапорщика. – Привыкай. Сам ведь будешь когда-нибудь адъютантом. Будешь сидеть на лошади, как жареный воробей на блюде.
Ромашов, являясь подпоручиком с плаца, возвращался домой. Он решил сегодня никуда не ходить, так как решил не надоедать. Он любил посидеть в гостях довольно таки до поздна, но сегодня он пошел домой. Гайнан сказал, что барыня прислала ему письмо. Они уже давненько обманывали ее супруга и встречались тайно.
У него появилось отвращение от полученного письма и он все таки решил дойти до Николаевых. Господин Николаев был занят своими делами. Он давно хотел поступить в академию, но не хватала знаний сдать экзамены. Шурочка, его жена, ему во всем помогала.
Александра сидела с Ромашовым и беседовала с ним по поводу нового закона, который давал разрешение на поединки в армиях. Шурочке кажется, что они необходимы, ведь невозможно иначе решить проблему с шулерами, один из таких людей был Арчковский или другой Назанского, который был серьезным пьяницей.
Ромашову казалось, что она незаслуженно обвинила Назанского, ведь этот гражданин понимает, что такое любовь и то, что она дается не каждому. Но муж ненавидел Назанского так как когда то он делал Александре предложение, которое она отвергла.
Ромашов прообщался с Александрой довольно долго, пока все не разошлись по спальням. Вскоре Ромашов порвал отношения с любовницей, но ей это было не по душе и она стала грозить местью. Он не переживал только из-за того, что и кроме нее желающих на нем отъиграться было достаточно. Ромашов считал, что драки унтеров неуместны, и возражал против таких действий и даже обещал подать рапорт Сильве.
Но со временем становилось все еще ужаснее, мало того что его недолюбливало начальство, но и даже буфетчик не давал ему сигареты в долг. У него начиналась депрессия из-за одиночества, безумной скуки и отношения к службе.
Однажды ему пришло письмо, в котором Александра приглашала его на их обоюдные именины. Он занял небольшую сумму денег у Рафальского. Недолго думая он зашел и купил неплохих духов и прибыл к ним на пикник. Пикник был веселым но ему радости это не прибавляло.
Периодически Ромашов и Александра прикасались друг к другу, но не показывали этого. После праздника Ромашов решил уединиться, но за ним пошла Шура. Они уселись на траву. Она сказала, что довольно сильно по нему скучает, а он в ответ начал целовать ее.
Признание в любви с ее стороны было обыкновением, но после этого она не стесняясь сказала, что он весьма жалок и ей необходимо он него отказаться. Александра попросила больше не приезжать к ним в поместье.
Весной происходил смотр армии. Командир проведал роты, но был очень недоволен. И лишь пятая, под командованием Стельковского, ему пришлась по нраву.
Но для Ромашова самое плохое было впереди. По каким-то причинам во время смотра, он почувствовал себя частью гигантской силы. И воодушевившись своей почитаемостью, он не заметил, как сдвинулся от центральной части. Он был опозорен.
Но на этом все не закончилось, т.к. позже у него состоялся разговор с Николаевым, который потребовал более не появляться у него на пороге. Убитый горем он встретил Хлебникова, которого уже давно никто не принимал всерьез.
Хлебников рассказал, как с ним обращаются и то, что он бы хотел себя убить так как дальше он так жить не имеет сил.
Ромашов пожалел его и попытался воодушевить несчастного. До Ромашова дошла странная мысль, что все они такие, что у каждого свое горе.
Его отставка дала ему возможность погрузиться в свои мысли и он смог понять, что это ему очень нравится. Он признал для себя, что всего несколько призваний могут существовать именно для него. Среди них была наука с искусством и возможность поглощено заниматься физическим трудом.
Поздней весной у Осадчего в роте покончил с жизнью солдат оказавшийся повешенным. И командир начал непробудно пить. В Шлейферше где продолжилось пьянство, разгорелся скандал. Один из здесь присутствующих Бек-Агамалов набросился на людей с шашкой.
Ромашов увидел Николаева сидевшего с Осадчевым,один из которых притворился, что не заметил его. Осадчий решил поговорить об умершем, и выражался крайне нецензурно, во что вмешался Ромашев. Николаев озлобился на него, но Ромашов успел остудить его пыл.
Состоялся офицерский суд Николаева и Ромашова, при котором было попрошено не упоминать имя жены Николаева. Суд признал, что примирение невозможно.
Ромашов почти все время до поединка был у Назанского. Последний отговаривал стреляться.
В конце дня он увиделся с Александрой, которая умоляла его не отказаться от дуэли, и то, что в любом случае ее муж не попадет в академию. Но она очень просила, что бы никто не был ранен и муж согласен с этим.
В составленном официально рапорте было доложено полковому командиру от штабс-капитана Дица подробности о состоявшемся поединке между Николаевым и Ромашовым. По команде противники сошлись в поединке в котором порудчик Николаев произвел огонь по подпоручику Ромашову и попал последнему в живот смертельно ранил его и Ромашов по истечению семи минут погиб от внутрибрюшной потери крови. Так же был приложен акт осмотра младшим врачем г. Знойко.
Краткий пересказ "Поединок" в сокращении подготовил Олег Ников для читательского дневника.
В шестой роте подходят к концу вечерние занятия. Изучается практический устав гарнизонной службы. Молодые солдаты путаются, теряются, страшась расправы, впадают то в одну, то в другую крайность. На плацу беседуют младшие офицеры: поручик Веткин — «лысый, усатый человек лет тридцати трех, весельчак, говорун, певун и пьяница», подпоручик Ромашов, который служит только второй год, и подпрапорщик Лбов — «живой стройный мальчишка», любитель армейских анекдотов. Им непонятно, зачем муштровать солдат перед самым смотром — ведь устанут, не смогут себя показать. Гарцуя на лошади, появляется поручик Бек-Агамалов. Он предлагает товарищам потренироваться в рубке глиняных чучел и единственный оказывается на высоте в этом искусстве. Приезжает в коляске полковник Шульгович. Он проверяет выучку одного из подчиненных Ромашова, татарина Шарафутдинова. Тот теряется, Ромашов заступается за него и попадает под домашний арест «за непонимание воинской дисциплины». Его непосредственному начальнику, капитану Сливе, объявлен выговор.
Ромашов бредет по шоссе, вспоминая сцену на плацу. В нем закипают «мстительные, фантастические, опьяняющие мечты»: вот он готовится и поступает в академию, вот оканчивает ее и становится офицером генерального штаба, вот становится свидетелем того, как распекают на маневрах полковника Шульговича, вот усмиряет бунт, добивается славы на войне и даже еще до войны — на службе шпионом. Увлекшись, он переходит на бег. Затем останавливается, конфузится глупости приходящего на ум.
Дома Ромашов спрашивает у своего денщика Гайна- на, не звали ли его на вечер к поручику Николаеву. «Никак нет», — отвечает тот, и Ромашов в который уже раз дает себе слово не ходить к Николаевым. Он безнадежно влюблен в жену поручика Александру Петровну. Ромашов вспоминает, как он планировал свою жизнь год назад — основательное знакомство с классической литературой, изучение языков, занятия музыкой, подготовка к академии. А теперь он даже не притрагивается к книгам, пьет водку в офицерском собрании, завел «грязную и скучную» связь с полковой дамой. Ему стыдно. Гайнан приносит ему письмо от этой самой дамы, Раисы Петерсон. То, что письмо приторно пахнет духами, тон письма — все раздражает Ромашова. Он рвет письмо и осознает, что все же пойдет к Николаевым. Гайнан просит хозяина подарить ему бюст Пушкина (Гайнан — идолопоклонник).
Подойдя к дому Николаевых, Ромашов долго смотрит через окно на Александру Петровну, Шурочку. Войдя в дом, он изрядно конфузится. Николаев, как всегда, зубрит. Шурочка не желает жить в захолустье среди пошлости, мещанства и интриг, ей нужны большое общество, свет, музыка, умные собеседники, поклонение, поэтому она, не жалея времени, помогает мужу готовиться к экзамену в академию, который он уже дважды проваливал. Расчувствовавшись, Шурочка плачет «злыми, самолюбивыми, гордыми слезами», но быстро успокаивается и переводит разговор на тему об офицерских поединках. Она полагает, что дуэль — это и бойня, и кровавая буффонада, что русские неверно представляют себе, что такое офицерская честь, для этого им и нужны поединки, устраняющие «амикошонство, фамильярное зубоскальство… сквернословие, пускание друг другу в голову графинов с целью все-таки не попасть, а промахнуться». По ее мнению, офицер должен быть образцом корректности, чего не скажешь об офицерах полка. Особенно неодобрительно Шурочка отзывается о «беспросыпном пьянице» Назанском и «карточном шулере» Арчаков- ском. Николаев после обеда идет спать, и Ромашов оказывается вынужденным откланяться.
Выйдя на крыльцо, Ромашов слышит, как денщик Николаева, Степан, жалуется на него приятелю: «Ходить, ходить кажын ден£>. И чего ходить, черт его знает!» Он краснеет от стыда и решает «назло» Шурочке сходить к Назанскому. Тот отстранен на месяц от службы по причине запоя и рассказывает Ромашову, что, хлебнув спиртного, чувствует себя свободным и много размышляет «о лицах, о встречах, о характерах, о книгах, о женщинах». По мнению Назанского, «любовь имеет свои вершины, доступные лишь единицам из миллионов». Назанский когда-то мечтал влюбиться в «необыкновенную женщину» и посвятить ей «всю жизнь, все мысли». Он рассказывает Ромашову о своей любви к такой женщине, с которой ему пришлось расстаться, потому что он не смог бросить пить. Впрочем, между ними и романа-то не было: «всего десять-пятнадцать встреч, пять-шесть интимных разговоров». Он показывает ее единственное письмо. Ромашов узнает почерк Шурочки, и ему становится понятной причина ее неприязни к Назанскому. Вернувшись домой, он находит вторую записку от Раисы с угрозами и намеками на «роман» Ромашова с Шурочкой и с требованием непременно быть в субботу в собрании. Заснув, Ромашов видит себя во сне беззаботным ребенком. Просыпается он на мокрой от слез подушке.
«За исключением немногих честолюбцев и карьеристов, все офицеры несли службу как принудительную, неприятную, опротивевшую барщину, томясь ею и не любя ее». Они обкрадывали солдат, днями и ночами играли в карты, много пили, однако «перед большими смотрами все, от мала до велика, подтягивались и тянули друг друга». Вот и теперь, перед майским парадом, в полку «шла, вот уже две недели, поспешная, лихорадочная работа, и воскресный день с одинаковым нетерпением ожидался как усталыми офицерами, так и задерганными, ошалевшими солдатами».
Для Ромашова же, однако, «пропала вся прелесть этого сладкого отдыха» из-за ареста.
Он вспоминает, как мать наказывала его, привязывая за ногу к кровати ниткой. Эту нитку он не смел оборвать. Он сравнивает свое теперешнее состояние с той ниткой, которая удерживала его. Ромашов думает и приходит к выводу, что только собственное «Я» важно в жизни: ведь понятия родины, долга, чести, любви бессмысленны, когда они не прочувствованы человеком. Гайнан угощает Ромашова, у которого закончился кредит в лавке, куревом, и тот, расстроенный, задумывается о том, что к солдатам нельзя относиться как к серой массе, ведь у каждого из солдат есть собственное «Я». Мимо окна проходит Шурочка, она окликает Ромашова, и тот открывает окно. Появляется муж и уводит ее. Шурочка возвращается и шепотом просит Ромашова заходить чаще, так как иных друзей у нее нет.
Полковой адъютант везет Ромашова к полковнику. Тот отчитывает Ромашова, который от нахлынувших чувств, среди которых не последним была ненависть, теряет сознание. Шульгович, человек незлобливый по натуре, приводит его в себя и приглашает остаться на обед. Дома Ромашов застает Гайнана в чулане молящимся перед бюстом Пушкина. Ромашов решает, что больше не будет заставлять денщика делать всю работу и станет одеваться и раздеваться сам. Вечером он не идет в собрание, а остается дома писать повесть под заглавием «Последний роковой дебют», третью по счету.
В субботу вечером в офицерском собрании несколько офицеров играют в бильярд. Понемногу съезжаются дамы. В столовой офицеры спорят о только что разрешенных поединках. Капитан Осадчий считает, что дуэль должна быть обязательно со смертельным исходом. Ему возражает подпоручик Михин, который полагает, что иногда высшая мудрость заключается в прощении и отказе от поединка. Поручик Арчаковский, которого считают шулером и едва ли не бандитом, обзывает Михина декадентом. По желанию Раисы Петерсон начинаются танцы. Подполковник Лех, подвыпив, рассказывает Ромашову притчу о стратеге Мольтке, обещавшем отдать кошелек с золотом тому офицеру, от которого услышит хоть одно умное слово, но умершем, так и не найдя такого.
Раиса нарочно садится поблизости от Ромашова и кокетничает со своим партнером, поручиком Олизаром. Во время кадрили, которую она танцует с Ромашовым, Раиса устраивает безобразную сцену: разражается бранью в адрес Шурочки, лицемерно сожалеет о том, что ради Ромашова пожертвовала мужем, «этим идеальным, прекрасным человеком». Ромашов же улыбается, вспоминая, как она обзывала мужа дураком, болваном и заводила романы с каждым молодым офицером, прибывавшим в полк. Ромашов предлагает ей мирно расстаться, так как они не любят друг друга. Он возвращается в столовую, пытается пооткровенничать, «поговорить по душе» с Веткиным, но с тоской понимает, что нет никого, кто понял бы его мысли.
Утром Ромашов по обыкновению опаздывает на занятия. Капитан Слива отчитывает его. «Этот человек представлял собою грубый и тяжелый осколок прежней, отошедшей в область предания, жестокой дисциплины, с повальным драньем, мелочной формалистикой, маршировкой в три темпа и кулачной расправой». Правда, он никогда не задерживал денежные письма солдатам и лично следил за ротным котлом, поэтому только в одной пятой роте люди выглядели сытнее и веселее, чем у него. Но молодым офицерам он не давал спуску. Тем временем занятия продолжаются. Подчиненный Ромашова унтер-офицер Шаповаленко замахивается на слабого и забитого солдата Хлебникова, которому не удается подтянуться на перекладине. Ромашов одергивает Шаповаленко. После гимнастики, когда солдатам был дан десятиминутный отдых, офицеры сходятся на плацу. Слива разглагольствует о воинской дисциплине,
о прежних порядках, когда командир мог безнаказанно бить солдата. Ромашов отвечает, что рукоприкладство — мерзость, что бить солдата бесчестно, и грозит подать рапорт командиру полка на Сливу.
В ротной школе солдаты занимаются «словесностью», затем во дворе — «приготовительными к стрельбе упражнениями». После занятий Ромашов и Веткин пошли в собрание и вдвоем выпили много водки. «Ромашов, почти потеряв сознание, целовался с Веткиным, плакал у него на плече громкими истеричными слезами, жалуясь на пустоту и тоску жизни…» Как он добрался домой и кто его уложил в постель, Ромашов не помнил.
Шурочка приглашает Ромашова отпраздновать их общие именины. Он одалживает деньги на подарок и извозчика у подполковника Рафальского (которого кличут Бремом, так как он держит дома животных).
Ромашов приезжает к Николаевым и видит у забора три пароконных экипажа. Постепенно собираются приглашенные гости.
Именины празднуют за городом. После тоста Осадче- го за войны прошлых лет Шурочка и Ромашов удаляются. Она говорит Ромашову, что ей снилось, как они с ним танцевали вальс, а он признается ей в любви, клянется, что добьется славы и успеха. Она признается, что ее тоже влечет к нему: «Но зачем вы такой жалкий! Ведь жалость — сестра презрения. Подумайте, я не могу уважать вас. О, если бы вы были сильный!» Мужа она не любит, ребенка не хочет, но изменять супругу не намерена. Когда они возвращаются, Николаев отчитывает жену, та отвечает ему «с непередаваемым выражением негодования и презрения».
Богатый холостяк капитан Стельковский любит нанимать в прислуги молодых девушек и, совратив, отпускать. Но его рота — лучшая в полку. Стельковский терпелив, хладнокровен, настойчив, не бьет солдат. Офицеры его недолюбливают, зато солдаты обожают.
15 мая — день смотра. Все офицеры поднимают солдат в четыре утра маршировать. Рота Стельковского появляется на плацу без четверти десять. Во время смотра все роты, кроме его, оказываются не на высоте. Остается церемониальный марш. Ромашов мечтает о том, что генерал заметит и похвалит именно его, он так увлекается мечтами, что теряет равнение, и полурота, следующая за ним, сбивается в кучу. Солдат Хлебников падает в пыль и на глазах генерала чуть ли не на четвереньках догоняет своих. Ромашов понимает, что опозорен навеки и ему остается только застрелиться. Капитан Слива требует, чтобы он подал рапорт о переводе в другую роту. Ромашову мучительно стыдно. По пути в лагерь Ромашов застает фельдфебеля за избиением Хлебникова, но не находит сил вступиться.
Николаев запрещает Ромашову бывать в их доме, так как каждый день приходят анонимные письма, порочащие репутацию Шурочки. Придя в собрание, Ромашов слышит, как офицеры говорят о его провале, а Слива заявляет, что Ромашов не офицер, а «так, междометие какое-то». Ромашов бродит по городу и мечтает покончить с собой, чтобы все жалели о его смерти. Он упрекает Бога, что тот отвернулся от него. Вдруг он видит человека в сером, направляющегося к железнодорожным путям. Эго Хлебников, который тоже решил покончить с собой. Ромашов утешает его. Солдат плачет, жалуется на жестокость товарищей, вымогательство взводного, свое здоровье. Впервые Ромашов задумывается над тем, что таких Хлебниковых тысячи, а он лиц своих подчиненных и тех не помнит.
«С этой ночи в Ромашове произошел глубокий душевный перелом. Он стал уединяться от общества офицеров, обедал большей частью дома, совсем не ходил на танцевальные вечера в собрание и перестал пить. Он точно созрел, сделался старше и серьезнее». Он приближает к себе Хлебникова, устроив ему маленький дополнительный заработок, начинает задумываться об отставке, о гражданских профессиях: «науке, искусстве и свободном физическом труде». С Шурочкой увидеться, как он ни старался, ему не удается.
Солдат капитана Осадчего накладывает на себя руки. В компании с другими офицерами Осадчий много пьет в собрании. Однажды Ромашов оказывается с ними. После собрания офицеры едут в публичный дом, выталкивают оттуда двоих штатских. Бек-Агамалов шашкой бьет посуду и зеркала, Ромашов останавливает его, и офицеры возвращаются в собрание.
Осадчий и Веткин поют отходную самоубийце. Ромашов требует прекратить издеваться над покойником. Появляется Николаев и обвиняет Ромашова и Назан- ского в том, что они позорят полк, грозит избить Ромашова, тот выплескивает ему в лицо остатки пива из своего стакана.
Офицерский суд приговаривает Ромашова и Николаева к поединку. О Шурочке, из-за которой им предстоит стреляться, никто не упоминает.
Пьяный Назанский, которого посещает Ромашов, говорит, что Николаева Ромашов простит, а вот убийство человека никогда себе не простит и не забудет об этом. Назанский и Ромашов катаются на лодке, говорят о смысле жизни, о развале в армии. Причину развала Назанский видит в презрении к свободной личности, он верит, что придет время, когда восторжествуют «свободная душа, а с нею творческая мысль и веселая жажда жизни». Назанский советует Ромашову уволиться из армии, чтобы «на воле» узнать, насколько прекрасна жизнь.
Дома Ромашов находит Шурочку, та говорит, что не любит мужа, но его карьера — это ее будущее, уговаривает Ромашова стреляться с Николаевым («в дуэли, окончившейся примирением, всегда остается что-то сомнительное, а репутация офицера генерального штаба должна быть без пушинки»). Перед разлукой она отдается Ромашову.
Последняя глава повести — это протокол дуэли, который свидетельствует о том, что Николаев ранил Ромашова в правую верхнюю часть живота. Ромашов ответить выстрелом не сумел и умер сразу же после того, как секунданты приняли решение считать поединок законченным.
Краткий пересказ повести «Поединок» поможет читателю освежить в памяти основные события произведения, а так же разобраться в истинной причине разногласия, которое привело к необратимым последствиям. Сюжет книги в сокращении незаменим в составлении качественных аргументов для сочинений на экзаменах.
Повествование начинается с рассказа о занятиях в шестой роте, которые подходили к концу.Пока одни венные издевались над молоденькими солдатами и отдавали шутливые приказы, чтобы их запутать, командиры отошли в сторону. Офицеры были в хорошем настроении, шутили и мило беседовали. Бек-Агамалов убеждал Веткина, что ему необходимо научиться владеть шашкой, чтобы моментально наказать обидчика, а не лезть за пистолетом. Тут же каждый из них вспомнил историю о том, как военные рубили насмерть тех, кто посмел сделать им замечание. По их мнению, любого штатского нужно убивать на месте, если он посмел оскорбить военного. Оскорблением считалось любое возражение. Но тут раскрасневшийся офицер Ромашов сказал, что нужно позвать человека на дуэль, а не бить сплеча. Ему возразили, что штатский не выйдет на бой — побоится. Так Ромашова описал
Он был среднего роста, худощав, и хотя довольно силен для своего сложения, но от большой застенчивости неловок.
В попытке зарубить чучело Ромашов упал и порезался шашкой.
Прервал эту идиллию полковник Шульгович. Мужчина был в плохом расположении духа. Больше всего досталось подпоручику Ромашову за его неумение вести себя в присутствии начальства. Так же Шульгович отчитал солдата-татарина, который даже не понимает по-русски. Ромашов вмешался и попытался защитить своего подопечного, но полковнику это не понравилось, и он назначил подпоручику наказание в качестве домашнего ареста на несколько суток. Его отчитал и непосредственный начальник по фамилии Слива, но его обидевшийся Ромашов пожалел: уж больно несчастной казалась его выхолощенная войной одинокая жизнь.
Вторая глава: Мечты Георгия
Все чаще Ромашов чувствовал себя одиноко в компании офицеров. Он мечтал об иной доле и горячо стыдился своего унижения на плацу. Он хотел поступить в Академию и стать офицером генерального штаба, чтобы потом вернуться в этот полк и показать всем, каким он стал умным и талантливым, какие надежды он подает. Потом на своей одинокой прогулке он замечтался о будущем: как он усмиряет бунт рабочих, как его благодарит начальство, как он становится разведчиков на германском фронте и совершает военные подвиги. Только бы взять себя в руки и поступить в академию! Но пока он был вынужден прозябать с грубыми офицерами. Более того, он сторонился такой компании, но это было априори невозможно: в маленьком городе некуда было пойти, разве что на вокзал, где он в своей грязной шинели и нелепых галошах был смешон.
Так и не дойдя до вокзала, Ромашов меняет маршрут в сторону дома и приходит в свой флигель, погруженный в мечты о карьере.
Третья глава: Реальность Георгия
Зайдя домой, Ромашов первым делом спросил у денщика не приходило ли ему письмо от поручика Николаева, ответ был отрицательным. На предложение почистить сюртук он с колебаниями и сожалениями ответил отрицательно: он пытался заставить себя не ходить к ним, пропустить неделю или две, но каждый раз ходил и обманывал себя, что это в последний раз. Дело в том, что Георгий давно влюблен в жену Николаева Шурочку и каждый день ждал от нее весточки.
Судьба Ромашова сложилась незавидно: он давно расписал свою жизнь по пунктам, но ни один из них не был воплощен в жизнь. Он купил книги и журналы для подготовки к поступлению в Академию, но не мог заставить себя открыть их. Зато он пил много водки, тосковал и завел длинную и скучную связь с полковой дамой втайне от ее мужа.
Денщик приносит письмо от любовницы Раисы, с которой он иногда встречался. Но он разорвал пошлое и приторно нежное письмо в желтых пятнах от духов и отправился к Николаевым, пообещав себе сделать это в «последний раз». В письме Раиса жаловалась на долгую разлуку и грозила убить себя, если любовник изменит ей.
Четвертая глава: Вечер у Николаевых
В доме Николаевых царило спокойствие. Муж Шурочки готовился к экзамену в академию генерального штаба, ведь два предыдущих он провалил. Александра Петровна занималась рукоделием. Она была очень трудолюбива. Юрий Алексеевич (так звали Ромашова) сел и стал неловко заводить разговор о штабных делах. Шурочка жаловалась и потрунивала над мужем, что он не сдаст экзамен. Он действительно был глуповат, но упорно готовился.
Его жена уповала на этот экзамен, она надеялась, что их жизнь изменится после поступления мужа. Она разразилась «гордыми слезами», когда представила, что проживет жизнь в провинции. Она хотела большого общества и «преклонения». Шурочка отдавала должное глупому, но трудолюбивому мужу, и хотела сама продвинуть его по карьерной лестнице своей хитростью. Она была красива и умна, обладала «гибкостью души», чтобы устроить дела мужа и свои собственные. Про себя Ромашов думал о ней и описывал ее так:
У тебя бледное и смуглое лицо. Страстное лицо. И на нем красные, горящие губы - как они должны целовать! - и глаза, окруженные желтоватой тенью… Когда ты смотришь прямо, то белки твоих глаз чуть-чуть голубые, а в больших зрачках мутная, глубокая синева. Ты не брюнетка, но в тебе есть что-то цыганское. Но зато твои волосы так чисты и тонки и сходятся сзади в узел с таким аккуратным, наивным и деловитым выражением, что хочется тихонько потрогать их пальцами. Ты маленькая, ты легкая, я бы поднял тебя на руки, как ребенка.
Во время беседы Шурочка упомянула о том, что поединки необходимы русским офицерам, потому что в них нет врожденной дисциплины и чести, как у французов и немцев. В них она видит возможность фильтровать надежных офицеров для полка. Настоящий солдат должен не бояться смерти, значит, и дуэли тоже.
На прощание Шурочка предложила Ромашову бывать у них чаще и отказаться от водки: она его портит. Она же советует ему не общаться с местным пьяницей — Назанским. Она бы расстреливала таких людей, будь ее воля…
Пятая глава: Разговор с Назанским
Выйдя из дома Николаевых, Ромашов услышал упрек от денщика Николаевых (больно часто он бывал у них) и от злости на себя и на Шурочку, которую не мог забыть, отправился к своему старому знакомому Назанскому.
Там они мило беседуют и выпивают. Назанский повествует о том, что военная служба ему противна, что прелесть жизни для него заключается в размышлениях, которые он может позволить себе только в запое. Пусть люди не понимают его и осуждают, но ему противно служить ради того, чтобы быть сытым и одетым. Для него наслаждение — думать и чувствовать веру, любовь, умиление, восторг, тоску. Все, лишь бы не опошлять жизнь солдатскими шутками и пошлостями.
Он рассуждает о любви и говорит, что любить не взаимно — прекрасно. Это горькое, но в то же время сладкое чувство. Он говорил о том, что готов все отдать, лишь бы любить сильно и страстно. В порыве откровений Назанский показывает письмо от девушки, которую он когда-то любил. Безнадежно и трепетно. И любит до сих. Ромашов узнает почерк Шурочки. Он читает письмо и узнает, что и Шурочка любила его и бросила, потому что он не смог поменять себя ради нее, а быть с ним из жалости к нему она не захотела.
Ромашов случайно назвал имя Шурочки. Назанский догадался о чувствах подпоручика к замужней даме, но поспешил разубедить его о своей связи, но все было и так понятно. Он со страхом смотрел на Ромашова, их разговор стал глубоким и трагическим предзнаменованием. Они разошлись.
Придя домой, Георгий (иногда Юрия называют Георгием) находит письмо от Раисы с явными угрозами. Она тоже узнала о его чувствах к Шурочке и была крайне рассержена. Она намекала на свою месть. Ромашову стало противно от этой пошлой и грязной связи. Ночью во сне он плакал. Ему снилось, что он в детстве оплакивает свое падение во взрослой жизни.
Шестая глава: Рассуждения о жизни
Ромашов проснулся утром и задумался о том, что держит его под арестом? В детстве мать привязывала его ниткой к кровати, чтобы он не убежал, и он сидел, точно под гипнозом. А что теперь заставляет его сидеть дома? Он хочет гулять и заходить туда, куда хочет, но ему опять показали нитку, и он не смеет ее разорвать. А что, если бы все люди перед войной нашли в себе силы на движение и сказали: «Не хочу!». Тогда бы никому не пришлось воевать, и вся их серая рутинная жизнь была бы не нужна.
Почему же люди не говорят? Почему он сам не говорит ни слова? Глядя на солдат, он видел, что и они не хотят, а ведь когда они умрут, закончится и долг, и честь, и родина, за которые они идут на смерть. Только «Я» является залогом всего существующего, и его мы так безжалостно тираним. Но ведь проблема в том, что ни один офицер при этом не уходит со службы, хотя она никому не нравится. Они просто никуда не годны, ничего не знают, ничего не умеют. Вне службы они, как и сам Ромашов, пропадут тотчас. Они бесполезны для общества и обречены на серую солдатскую жизнь под цвет шинели.
Когда Ромашов находился под арестом, Шурочка навестила его и принесла угощения. Он был рад приходу девушки, он целует ей руки, а она же признается, что он ее единственный друг, но ничего большего между ними нет и быть не может.
Седьмая глава: Обед у полковника
Полковник Шульгович вызывает к себе и отчитывает героя за неповиновение и дерзость. Он знает и про пьянство, и про разврат Ромашова. Тут он затронул тему матери, ведь именно к ней офицер отпрашивался в отпуск, хотя ему было не положено.Услышав о маме, Ромашов с ненавистью взглянул на полковника, еще чуть-чуть, и он бы его ударил! Но тут полковник меняет гнев на милость, говорит о своей любви к офицерам, извиняется и приглашает Ромашова на званый ужин. Там он чувствовал себя униженным грубоватой лаской полковника. За столом в его сторону летели замечания, как и что ему есть. Он хотел уйти, но снова не посмел.
И снова Ромашов идет домой в расстроенных чувствах. Одиночество, тоска овладели им. В то же врем появилось предчувствие любви. Он встретил своего денщика, который на свои деньги по доброте душевной купил ему папиросы. Но Ромашов не посмел нарушить приличия и пожать ему руку как равному. Но зато он пообещал себе раздеваться самому, не привлекая к этому занятию денщика.
Дома он достает тетрадь, которая была уже третья по счету, о его увлечении писательством никто не знает.
Восьмая глава: Собрание офицеров
Герой прибывает на собрание офицеров, куда съезжаются все «сливки общества» в том числе и Раиса. В ее взгляде подпоручик не видит ничего хорошего. Главной темой вечера стали поединки. Мнения разошлись, кто-то считал, что это глупость, другие думают, что только кровь может смыть пятна обиды. Но большинство уверено: дуэль может помочь обществу, причем непременно дуэль с серьезными последствиями. Без смерти и ранений поединок смешон.
Чтобы избежать объяснения с Раисой, Ромашов поменялся с другим офицером (он был назначен распределителем танцев). Вокруг царила провинциальная нищета, прикрытая налетом светскости и жеманства: все были в одним и тех же платьях, говорили одни и те же фразы.
Девятая глава: Объяснение с Раисой
Ромашов видит всю низменность и грязь Раисы, она же упорно заманивает его на танец. Он решил порвать с ней. Танцуя с Раисой кадриль, герой испытывает отвращение к женщине. Она же в свою очередь начинает оскорблять «лилипутку» Шурочку, вспоминать про ее отца, который «проворовался». Она почти кричала, а Ромашов был бессилен что-либо сделать. Героиня злится, говоря, что она пожертвовала всем ради него. На лице Ромашова видна саркастическая улыбка, он знал, что все в курсе ее многочисленных романов. Он признается ей, что между ними все кончено. Раиса же не перестает угрожать ему. Она винит его в том, что он пользовался ею «как самкой», а сам заглядывался на Шурочку.
В ответ он говорит, что она использовала его, чтобы все вокруг о них говорили. Ей льстило его внимание и то, что все знают о нем. Она нарочно выставляла их связь напоказ, ей нужно было поклонение, оно удовлетворяло ее мелочное тщеславие. Ни она, ни он не любили, просто тешились. Он говорил:
Поймите, мне стыдно, мне гадко думать об этом холодном, бесцельном, об этом неизвиняемом разврате!
Раиса довела комедию до последнего акта: наговорила гадостей и скрылась в уборной. Муж ее все знал, но любил жену и отплачивал ее любовникам подлостями на службе.
Ромашов снова задумался о тщетности жизни, о своем моральном падении и разочаровании. Тяжесть никуда не делась: он по-прежнему тосковал о том, что жизнь проходит зря вдали от любви, музыки, культуры. Но никто его не понял, и он осознал свое одиночество.
Десятая глава: Учения
Ромашов опоздал на учения, но от сурового и безжизненного начальника Сливы получил вялый выговор. Обычно Слива был безжалостным солдафоном, зацикленным на службе, и все привыкли к его придиркам.
Во время утренних учений офицеры обсуждают проблему наказания в армии. Ромашов отстаивает точку зрения, что насилие неприемлемо нигде, даже в армии. На учениях он даже запретил подчиненному бить солдата, который не смог освоить упражнение. Но другие люди говорят, что военные успехи России — прямое следствие телесных наказаний, и никаких «личностей» в армии нет. Есть солдаты, а если их не драть, то будут бабы, а не бойцы. Слива, услышав возражения Ромашова, возразил, что через год он и сам будет бить солдат. Ромашов пригрозил ему рапортом с жалобой на его жестокость.
Ромашову все надоело, он устал, но никто из сослуживцев не поддерживает его.
Одиннадцатая глава: Мысли о службе
Герой потерял смысл в офицерских занятиях, ему это не интересно. Видя все эти солдатские бредни, насилие, пошлость, жестокость, он теряет самообладание.
После службы он идет в кабак, где напивается до беспамятства и жалуется сослуживцу на одиночество и непонимание. Он совсем не умеет пить и раскисает с одной рюмки.
Двенадцатая глава: Приглашение
Георгий скучает по Шурочке, ведь он так давно не видел ее. И, о чудо, ему приносят приглашение от четы Николаевых на именины. Денег на подарок нет, поэтому подпоручик идет брать в долг, чтобы преподнести имениннице что-то красивое. Он останавливается на духах.
Он идет за деньгами к странному офицеру, который все деньги тратил на животных. Он любил бывать у него, так как сам обожал зверей. Полковник Брем, добрый и умный человек, дал ему 10 рублей и рассказал о животных.
Тринадцатая глава: Именины
Подъезжая к их дому, Георгий чувствует тревогу. Он думает, что муж Александры обо всем догадался. В последнее время он был сух и холоден с ним. Ромашов уже хотел проехать мимо, как вдруг сама Шурочка вышла и проводила его в дом. Она была мила и любезна с ним. Все поехали на пикник.
Знакомый Михин уговорил его сесть с его сестрами, чтобы с ними не сел грубый офицер с сальными шутками. Ромашов согласился и пригласил к себе тихого офицера Лещенко, которого никто не хотел брать в коляску.
Четырнадцатая глава: Разговор с Шурочкой
На пикнике все было беспорядочно и суетливо. Шурочка казалась очень оживленной и возбужденной. Она смотрела на Ромашова с каким-то особенным чувством и дольше, чем следовало. Потом она призналась ему шепотом, что счастлива, что только ему одному скажет причину своего счастья.
Тем временем Осадчий пропагандировал «веселое кровопролитье» и говорил, что презирает гуманные войны. Его многие поддержали. Но наш герой не слушал: он думал о своем: Николаев слишком пристально наблюдал за ним и женой. Потом он встал и ушел в лес, но Шурочка неприметно отправилась за ним. Наедине они обнялись.
Девушка признается, что влюблена подпоручика, но перспективу в их отношениях не видит. Она ласкающее называет его Георгием (обычно звала Юрием) и говорит о своих чувствах: он снился ей ночью, а утром она учитель хотела видеть его. Она не любит его, но чувствует, и он приятен ей. Но любить она его не может, потому что он слабый и жалкий. Он ничего не добьется в жизни, и уважать такого мужчину не за что. Он, конечно, клялся, что ради нее добьется всего, но она не верила: Шурочка видела его насквозь. Если бы она надеялась на него, она бы бросила нелюбимого грубого мужа. С Ромашовым, как и с Назанским, ее роднила чуткая душа, она видела в герое свою вторую половинку, но разлука неизбежна: она не может рисковать своими перспективами. Если Ромашов сможет добиться успеха, тогда она уйдет от мужа к нему, но до тех пор супругу не изменит, и не изменяла до сих пор. Еще она призналась, что не хочет детей, поэтому не заводит любовника.
Она просит Ромашова больше не приезжать к ним в дом, ведь ее мужа осаждают анонимными письмами, где рассказывается о романе между его женой и Ромашовым. Пока он не верит сплетням, но он очень ревнив, и не стоит испытывать его терпение. Ромашов пообещал не бывать у них.
Муж отвел Шуру в сторону и долго говорил с ней, но она ответила ему с таким выражением негодования на лице, что он отступил.
Пятнадцатая глава: Неудача Ромашова
На службе солдаты готовятся к майскому смотру, ротные избивают солдат с особой жестокостью. Что-то мертвое было в этих маневрах, как будто куклы выполняли их. Ромашов утомился и похудел за время учений. Была лишь одна рота, в которой не было заметно особого рвения — пятая. Там был полковником богатый развратник, который часто заманивал в прислугу маленьких девочек и оплачивал им не только уборку. Эта рота вышла на смотр позже всех, а полковник даже не принял на свой счет замечания. Все солдаты любили его, потому что он не муштровал их зря.
Атмосфера парада захватила Ромашова, он преданно и счастливо смотрел на командира. Но высшие чины смотрели равнодушно: им приелись смотры. Генерал же раскритиковал почти все роты: из-за бесконечных тренировок и издевательств офицеров солдаты были замученными и запуганными. Сам генерал являлся сторонником человечного обращения с воинами и высмеял подготовку, заквашенную на насилии.
Ромашов все больше утверждается в том, что служба это жестокое и никчемное дело. Во время смотра рота не смогла выступить хорошо, и выговор получает подпоручик, потому что именно по его вине рота претерпела крах. Замечтавшись о похвалах генерала и своем признании, он смял все движение роты. Впервые герой задумывается о самоубийстве, ведь теперь он опозорен навеки. Ему кажется, что он противен всем и даже самому себе. Он стыдился недавней мечты о похвалах и восторгах генерала, ведь из-за него 2 недели били людей. Ромашова попросили перевестись в другую роту.
По пути домой он увидел, как фельдфебель бьет солдата Хлебникова по лицу. У него не было сил заступиться, но он осознал, как они похожи с этим маленьким тщедушным солдатиком.
Шестнадцатая глава: Объяснение с Николаевым
По дороге к дому Георгия встречает муж Шурочки. Он хочет поговорить по поводу анонимок. Оказывается, анонимки приходят со сплетнями по поводу Ромашова и Александры. Он просит подпоручика сделать все, чтобы пресечь слухи, то есть больше не появляется в их доме. Ромашов сказал, что знает, откуда анонимки. Николаев взорвался и упрекнул его в бездействии. Они разошлись, договорившись больше не встречаться. Ромашов пообещал принять меры.
Он пришел домой, накричал на денщика и пережил свой позор дома один. Потом он пошел в собрание, но там услышал, как его осуждают за смотр, и передумал заходить. Он ходил вокруг дома Шурочки, но та так и не выглянула в окно. Назанского он тоже не посмел окликнуть. Он шел по дороге и представлял, как все будут жалеть и плакать, когда он покончит с собой. Ромашов даже возроптал на Бога (за что он его ненавидит?), но потом забрал свои слова обратно.
По дороге он увидел солдата Хлебникова, он шел, видимо, с той же целью самоубийства. Ромашов остановил его, они разговорились по душам и оба жаловались на то, что все жестоко и бессмысленно, подло и безобразно в этом мире. Они обнялись и зарыдали. Хлебников больше не мог терпеть издевательств и вымогательств ротного,он готов был на крайние меры. Офицер проводил солдата до лагеря, а сам пошел на откос, и там крикнул Богу, что он — старый обманщик. Если он есть, то сам герой сломал бы ногу в прыжке с откоса — так он загадал себе. Но он прыгнул и остался невредимым.
Семнадцатая глава: Озарение Георгия
Ромашов повзрослел после этого вечера: бросил пить, ходить на танцы и общаться с офицерами. Он стал водить дружбу с Хлебниковым и вник в обстоятельства его жизни: нищая семья, пьяница-отец, куча детей. Из дома ему никто ничего не присылал. Землю у них отняли, не с чего было кормиться. В полку все его жалование забирают командиры. Ромашов стал помогать ему, и в полку этого не одобряли.
Теперь герой жил в мире своей мысли и поражался, как многогранен и интересен этот мир.
Ромашов разочаровывается в службе и отчетливо осознает, что после трех лет службы точно уедет отсюда.
Ромашов начинал понемногу понимать, что вся военная служба с ее призрачной доблестью создана жестоким, позорным всечеловеческим недоразумением.
Он представлял себя литератором, ведь из все дел признавал лишь искусство, науку и свободный физический труд. Военное сословие, как и многие другие, он презирал. Однако пока его книги были настолько несовершенными, что не выдерживали сравнения с классиками.
Однажды он бросил Шурочке букет в окно, пока мужа не было дома, но она прислала гневное письмо с просьбой этого не делать.
Восемнадцатая глава: Офицерская пьянка
В роте происходят печальные события: повесился один из солдат. Но вечером того же дня офицеры пили, гуляли и веселились, дабы снять стресс. Они поехали в публичный дом, и Веткин уговорил Ромашова ехать с ними.
В ходе веселья пьяный офицер достает шашку и начинает ею все рубить. Герою удалось усмирить Бек-Агамалова, а тот уже замахнулся шашкой на женщину из публичного дома, которая пыталась его успокоить. Потом Бек сел с Ромашовым и долго держал его руку в знак признательности: он уберег его от немыслимого на Востоке позора — убийства женщины.
Девятнадцатая глава: Драка
Офицеры продолжают пить, и между ними снова назревает конфликт. Офицер Осадчий цинично ругнулся, когда речь зашла о Боге. Ромашов его остановил. Началась ссора. Неожиданно рядом с Ромашовым появляется Николаев, он говорит, что, такие как Георгий, позорят полк. Он приплел Назанского, и Ромашов возразил, что у недовольства Николаева есть тайные причины. Бек-Агамалов пытался его оттащить, но не смог. Между мужчинами возникает ссора, потом драка, и Ромашов решает вызвать мужа Шурочки на поединок.
Их разнимают другие офицеры, все расходятся. Ромашов чувствовал себя гадким.
Двадцатая глава: Суд
Ромашова вызывают на суд, а Николаев видит его и шепотом просит лишь об одном — не упоминать имя жены и письма. Герой соглашается.
Офицерский суд выносит решение о конфликте между Ромашовым и Николаевым, и разрешить это может лишь поединок. Дуэль может не состоятся, если кто-то из них подаст рапорт об отставке. Оба пошли искать секундантов: никто из них просто не мог подать рапорта. Ромашов выбрал Бек-Агамалова и Веткина, а затем решил отправить к Назанскому, так как почувствовал небывалое одиночество. «Я ПРИГОВОРЕН» — подумал он.
Двадцать первая глава: Проповедь Назанского
Расстроенный Ромашов приходит к своему другу Назанскому. Тот совсем спился, его облик отражал крайнюю степень падения. Они поехали кататься на лодке.
Назанский советует ему отказаться от дуэли и бросить службу. Он говорит, что Георгий должен «начать жить», и гораздо смелее не пойти на дуэль, а отказаться от нее. Если Ромашов убьет человека, он будет с ним всегда, чувство вины его никогда не покинет. А если сам погибнет, то впереди его ничего не ждет: нет ничего хуже пустоты. Разве стоит «офицерская честь» человеческой жизни? Конечно же, нет, и они оба знают об этом.
Назанский анализирует состав их полка и приходит к выводу, что самые умные и талантливые люди спиваются, а те, что поглупее, служат, но ненавидят свое дело. Самые лучшие воины — это те, кто обременен семьей. Они убивают и калечат за тарелку щей. Разве так хочет жить Ромашов? Поэтому не надо драться, надо уходить из полка, пока эта мелочная честолюбивая гонка по колено в крови солдат его не затянул в трясину. Он рассказывает и о ситуации, когда денщик искал правды и защиты у господ — не нашел. Его также били и калечили, только еще больше.
Вот так и все они, даже самые лучшие, самые нежные из них, прекрасные отцы и внимательные мужья, - все они на службе делаются низменными, трусливыми, злыми, глупыми зверюшками. Вы спросите: почему? Да именно потому, что никто из них в службу не верит и разумной цели этой службы не видит.
Назанский также говорит, что не любит и не может любить ближних. Ничто не затаит его поверить, что ради них он должен жертвовать собой. Когда он умрет, все закончится, значит, есть смысл только в том, чтобы самому наслаждаться жизнью, а не жертвовать ею ради сомнительных идей и сомнительного уважения.
И вот, говорю я, любовь к человечеству выгорела и вычадилась из человеческих сердец. На смену ей идет новая, божественная вера, которая пребудет бессмертной до конца мира. Это любовь к себе, к своему прекрасному телу, к своему всесильному уму, к бесконечному богатству своих чувств.
Ромашов принял решение уйти в запас, ведь речи Назанского показались ему убедительными. Однако сам его учитель обессилел и попросил в долг: у него началась трясучка от алкоголизма.
Двадцать вторая глава: Признание Шурочки
Придя домой, Георгий обнаружил у себя дома Шурочку. Она нежно, но страстно упрекает его в том, что он не сдержался и позволил втянуть себя в драку. По городу теперь катятся слухи. Она обняла его, голова мужчины оказалась у нее на груди. В этом положении она поведала о том, как тянула бестолкового мужа наверх, как сама зубрила его науки для академии. Она сравнивала его со своим ребенком и говорила, что не откажется от него, ведь в нем заложено столько ее сил и времени. Но если теперь из-за этой драки он погибнет или не пойдет на экзамен, то все кончено: она бросает его и едет, куда глаза глядят:
Я надругаюсь над собой, но сгорю в один миг и ярко, как фейерверк!
Ромашов уговаривает ее передумать и обещает сделать все, что она хочет. Он хочет отказаться от дуэли, но она заявляет, что этот отказ бросит тень на репутацию мужа. Лучше подраться, и тогда ее Володе все простят, ведь он докажет свою мужественность.
Она просит мужчину принять участие в поединке и заверяет его, что уже договорилась с мужем, и их поединок будет чисто символическим: все промахнутся. Если нет, то она не переживет того, что мужа не возьмут в академию. На прощание Шурочка отдается Ромашову, разыгрывает страсть, но потом деловито целует его холодными губами и покидает его навсегда. Он согласился на все.
Двадцать третья глава: Смерть Ромашова
Дуэль пошла не по правилам, Николаев нарушает ранний договор и делает смертельный выстрел первым. Ромашов умирает, не успевая даже выстрелить в ответ. Вместо главы мы видим сухой рапорт о тех событиях.
В своем произведении А. И. Куприн хотел показать негативную сторону службы в армии, заострив внимание на жестокости и насилии, царящих в полку. Краткое содержание повести Куприна «Поединок» по главам поможет читателю разобраться в истинной причине разгоревшегося конфликта между двумя офицерами, что в итоге привело к страшным последствиям.
Главные герои
- Георгий Ромашов - подпоручик. Безнадежно влюблен в замужнюю даму.
- Александра Николаева (Шурочка) - жена Николаева. Тайная страсть Георгия Ромашова.
- Владимир Николаев - муж Шурочки. Поручик. Оппонент Ромашова на дуэли.
Глава 1
Вечерело. Занятия в шестой роте подходили к концу. Солдаты обменивались шутками. Милую беседу прервало появление полковника Шульговича, который в этот день был явно в плохом расположении духа.
Больше всего досталось подпоручику Ромашову за то, что не умеет грамотно руководить ротой. Строгий выговор от полковника, помимо Ромашова, получил солдат-татарин ничего не понимающий по-русски. Подпоручик попытался защитить своего подопечного, за что разгневал начальство еще больше. В качестве наказания ему назначают домашний арест на четверо суток.
Глава 2
В последнее время Ромашова все чаще охватывало горькое чувство одиночества. Он чувствовал себя не в своей тарелке рядом с офицерами, которых сторонился. Вот и сейчас он должен пойти на офицерское собрание. Сама мысль об этом была ему противна. Георгий неожиданно для себя меняет схему маршрута, вместо гарнизона направившись в сторону дома.
Глава 3
Придя домой Ромашов, не раздеваясь, завалился на кровать. В сенях чем-то гремел денщик. Дурные мысли продолжали лезть в голову. Пока он лежал, думая, как жить дальше, в дверь раздался тихий стук. Денщик принес письмо от Раисы.
Раиса дама замужняя, но ее этот факт не смущал. Девушка приглашает Ромашова в гости на кадриль. Георгий рвет письмо любовницы и клянется себе, что сегодня нанесет последний визит в дом поручика Николаева, где жила Шурочка, вызывавшая в его сердце душевные волнения.
Глава 4
В доме Николаевых вовсю шла подготовка к экзамену в академию. Жена офицера Николаева Шурочка мечтала, чтобы муж поступил туда и быстрее увез ее из этих мест.
Глава 5
Домой Георгий попал поздно. Решил зайти в гости к приятелю Назанскому. Назанский показывает Георгию письмо от женщины, которую когда-то любил. Георгий узнает почерк Шурочки. Дома Георгия ждало очередное письмо от любовницы. Раиса открыто угрожала ему.
Глава 6
Начало домашнего ареста. Ромашов не покидает пределы дома. К нему с визитом нагрянула Шурочка собственной персоной вместе с мужем. В ее руках была корзинка с горячими пирожками. Девушка ему явно дает понять, что он ей только друг и ничего более.
Глава 7
Полковник Шульгович отчитывает Ромашова за то, что он заступился за солдата. Не забывает упомянуть про пьянство подпоручика. После выговора Шульгович меняет гнев на милость, приглашая Георгия на званый обед.
Домой Ромашов снова идет с подавленным настроением, ощущая свою никчемность в этом мире. Вечером он достает тетрадь, исписанную корявым почерком. Это была третья по счету написанная им повесть. Об его тайном увлечении писательством никто из окружения не знал.
Глава 8
Ромашов идет на бал туда, где проходят офицерские собрания. Среди дам он видит Раису, во взгляде которой не было ничего хорошего.
Темой для разговора среди офицеров стала дуэль. Одни считали это глупостью, другие что только кровь может смыть пятно обиды.
Глава 9
Ромашова ужасно раздражает Раиса. Танцуя с ней кадриль, он испытывает к ней отвращение. Георгий признается ей, что между ними все кончено. Раиса угрожает ему, что отомстит.
Глава 10
Во время утренних учений солдаты бурно дискутировали на тему наказаний в армии. Ромашов был ярым противником жестокости и насилия по отношению к солдатам. Ему все надоело и опротивело, но служба есть служба. Пересилив себя, он идет на офицерские занятия.
Глава 11
Георгий не видит смысла в офицерских занятиях. Каждый день одно и тоже. Устав от тяготивших его мыслей, он решил после службы расслабиться. Вместе с товарищем они идут в бар, где Ромашов напивается до беспамятства.
Глава 12
Ромашов страдает от того, что давно не видел Шурочку. Приятным сюрпризом для него стало приглашение от четы Николаевых на именины. Георгий идет просить денег в долг на подарок имениннице.
Глава 13
Отправляясь на пикник к Шурочке, у Георгия были нехорошие предчувствия. Ему казалось, что муж Шурочки начал догадываться об его отношении к ней. Пообщавшись с Николаевым, Ромашов понял, что не ошибся на его счет.
Глава 14
Шурочке и Ромашову удалось выкроить время для разговора. Девушка признается, что он ей симпатичен, но перспектив в их отношениях не видит. Шурочка просит больше не приходить к ним в дом. Почтальон каждый день приносит анонимки, указывающие на их связь, а ей ни к чему гневить мужа лишний раз. Он и так в последнее время стал чересчур подозрителен.
Глава 15
В полку вовсю идет подготовка к новому смотру. Ромашов никак не может сосредоточиться на работе. В итоге полный провал во время смотра. Солдаты не смогли хорошо выступить, а выговор за это вновь получает подпоручик. Плюс неделя гаупвахты. Ромашов в отчаянии. Его впервые посещает мысль о самоубийстве.
Глава 16
По дороге к дому его встречает Николаев. Между ними происходит серьезный разговор по поводу анонимок. Георгий обещает больше не приходить к ним в дом, во избежание сплетен и кривотолков.
Глава 17
В очередной раз Ромашов убедился, что армия не для него. Он решил, что как только отслужит положенные три года, сразу же уедет отсюда.
Глава 18
В штате ЧП. Повесился один из солдат. Снять напряжение после таких новостей солдаты решают в публичном доме. Один из офицеров устраивает погром, подняв руку на женщину. Ромашову удается его успокоить и уладить возникший между ними конфликт.
Глава 19
Офицеры продолжают пить. Неожиданно к компании примкнул Николаев, тоже подвыпивший. Между ним и Георгием возникает ссора.
Глава 20
Ромашова вызывают к начальству. Офицерский суд вынес решение, что разрешить сложившийся конфликт может только поединок. Дуэли не были запрещены законом. Избежать поединка можно в том случае, если один из участников подаст рапорт об отставке.
Глава 21
Ромашов идет к Назанскому за советом, как ему поступить. Назанский настойчиво убеждает не участвовать в поединке. Лучше уйти из армии и начать новую жизнь.
Глава 22
Дома Ромашова ждала Шурочка. Она настойчиво просила мужчину принять участие в поединке. Если ее муж не примет участие в дуэли, его никогда не примут в академию, а она этого не переживет. Шурочка дает понять, что на дуэли никто не пострадает. Она договорилась с мужем по этому поводу. Поединок будет чисто символическим.
Глава 23
Дуэль пошла не по правилам. Николаев нарушает условия договора и наносит смертельную рану Ромашову. От полученного ранения подпоручик умирает, не успев выстрелить в ответ.
